Родился я в 1950 г. В Санкт-Петербурге, который тогда назывался Ленинградом, в семье служащих, отец, Валентин Иванович, был инженером, мать, Валентина Васильевна, ныне здравствующая, бухгалтером, они были верующими, но в церковь не ходили из опасения увольнения с работы и других неприятностей. В детстве я был крещен, но вере не научен. Отец дошел до Берлина и всю войну прятал маленькое Евангелие, за которое тогда могли послать в дисбат на верную смерть, мать пережила блокаду.
Первые воспоминания о церкви, куда меня, может быть, всего один раз водила бабушка, Елизавета Димитриевна, относятся к раннему детству, к годам 3-4, в сознании запечатлелся храм и колокольный звон, в душе — ощущения радости и покоя. Из опасения, что узнают и донесут, в церковь меня родители не водили и вере меня толком не учили, так как и сами плохо знали, отец, правда, рассказывал кое-что из Священного Писания, но учеба в школе отодвинула все мои познания о вере на задний план. В Бога я верил, но ничего толком о вере не знал, а школьное обучение эволюционной доктрине, которая преподносилась как доказанная научная теория, совсем меня сбило с толку и отодвинуло веру так далеко, что я крайне редко вспоминал о Боге, думая, что Бог создал людей с помощью эволюции от обезьяны, а потом забыл о нас и предоставил самим себе решать, как жить.
Во время хрущевских гонений у людей был сильнейший духовный голод, но узнать что-то о вере было очень трудно, невозможно было поговорить со священником, особенно молодежи, так как за священниками следили и если замечали, что священник беседует с молодежью, то его тут же переводили на отдаленный сельский приход. Невозможно было на Пасху даже в храм прийти, так как все подступы к храму были перекрыты комсомольскими кордонами, и молодых людей и мужчин не пускали, а если человек пытался пройти, его сдавали в милицию и держали там, пока не кончалась пасхальная служба, а потом сообщали на работу, где его могли понизить в должности, снять с очереди на жилье, а то и совсем уволить «по собственному желанию». Но нам, детям, очень было интересно посмотреть, что же происходит на Пасху вокруг храма, поэтому мы тайно от родителей, сказав им, что мы идем в кино, ехали к 12 часам ночи к Свято-Троицкому собору Александро-Невской лавры, но поскольку нас близко к собору не подпускали, то мы проходили через кладбище, залезали на крышу гаража и, затаив дыхание, смотрели, как вокруг храма проходил Крестный ход, с зажженными свечами и пением: «Воскресение Твое Христе Спасе...», а потом возвращались домой счастливые, что увидели что-то таинственное и непонятное. В школе мы рассказывали некоторым своим одноклассникам, что были на Крестном ходу, а те спрашивали, а что мы видели, но мы не могли объяснить, поэтому говорили: «Там такое было!!!»
Благодатные ощущения бывали у меня с раннего детства и до 12-14 лет. Я мог подолгу смотреть на облака, пребывая в состоянии духовного созерцания или рассматривать цветочек или какого-нибудь жучка, не то, чтобы я задавался вопросом о Творце этой красоты, так как уже разум был поражен бредовой ложью эволюционизма, но вообще окружающий мир и моя жизнь представлялись мне чем-то таинственным, я как бы невольно ожидал, что вот-вот произойдет что-то необычайное, как бы вдруг с глаз спадет пелена и перед моим взором откроется тайна мироздания. Все, что я видел и слышал нового, очень меня интересовало, я как бы путем созерцания запечатлевал в душе все вновь увиденное и услышанное. Например, когда отец вез меня на машине одними и теми же улицами, я просил его, чтобы он куда-нибудь свернул и проехал новым маршрутом. Постепенно, по мере навязывания школой и всеми окружающими рационалистического отношения к жизни, созерцательные состояния стали проходить и после 16-18 лет со всего окружающего меня мира сошла атмосфера таинственности, все стало плоским и серым. И только в отношении к будущему сохранилось ожидание чего-то таинственного, но в связи с этим передо мной встал вопрос о цели и смысле жизни, который не переставал меня волновать и мучить до тех пор, пока я не обрел веру. Я боялся, что проживу жизнь не так как надо и не выполню своего предназначения, и мне не откроется тайна бытия. А так как я не знал, в чем состоит предназначение человека, то стал его искать и пришел к выводу, что только христианство открывает нам, в чем состоит цель и смысл жизни, и предназначение человека.
Я стал ходить в церковь, где и познакомился со своим духовным отцом, который был тогда гонимым священником, который после перестройки стал архиепископом Василием Запорожским. Это было в Крыму, в Феодосии, где я отдыхал.
Он пригласил меня, совершенно незнакомого человека, в свой дом, и когда мы стали беседовать, я сказал, что верую в Бога и хочу жить так, чтобы более не грешить, но делать людям добро. Он мне ответил, что нет для людей большего добра, чем то, которое совершает священник, когда вынимает за людей частицы на проскомидии, а потом, опуская их в чашу с Кровию Христовой, произносит: «Отмый, Господи, грехи ныне поминавшихся здесь Кровию Твоею честною молитвами святых Твоих. Аминь», а так же Крестит, исповедует и причащает, на это я ответил, что тогда стану священником, а он меня благословил на этот путь.
Это произошло в 1975 году, а тогда стать священником было очень сложно, практически невозможно. И только сильное желание и стремление с моей стороны, и молитвы духовного отца, за которыми стояла воля Божия, помогли мне преодолеть те препятствия, которые по человеческим понятиям были непреодолимы. Например: в 1976 году в ленинградскую семинарию приняли... только одного Ленинградца, в 1977 — только троих, а меня не приняли, в 1978 — шесть человек, среди которых был и я грешный!
Но все по порядку. По возвращении от отца Василия, я стал думать, как бы мне осуществить свое решение стать священником, но не знал к кому обратиться, так как ни знакомых священников, ни людей церковных у меня не было. Я решил, что если Господу угодно мое желание, то Он мне и поможет его осуществить. В то время я работал шофером на автобусе, один из маршрутов был № 50, проходивший мимо Николо-Богоявленского собора, а в выходные дни я ходил в собор исповедовался и причащался. Зима выдалась очень снежная, и после службы, выйдя из собора, я увидел лопату и решил помочь в уборке снега вокруг собора. Через некоторое время ко мне подошел дворник и с удивлением спросил, почему я убираю снег. Я ответил, что работаю водителем автобуса и просиживаю целыми днями за рулем, поэтому мне необходим физический труд. Он мне сказал, что собору требуется водитель, и если я пожелаю, он скажет обо мне старосте. Я, конечно, усомнился, что в собор можно устроиться по рекомендации дворника, который меня видит первый раз, но отказываться не стал, подумал, что если Богу угодно, то и такая сомнительная рекомендация может оказаться успешной.
Через несколько дней я снова после причастия стал убирать снег вокруг собора, дворник подошел и рассказал, что он сообщил обо мне старосте собора, и тот согласился со мной встретиться. Тут же он провел меня к старосте, Борису Михайловичу, который расспросил меня и, когда я сказал, что исповедаюсь, причащаюсь и хочу поступить в семинарию и стать священником, он согласился меня взять на работу шофером в собор и даже обещал дать мне рекомендацию в семинарию. Я, конечно, был удивлен, что так легко решился вопрос о моей работе в соборе, но с радостью осознал, что, несомненно, это устроил Господь, потому, что Ему угодно, чтобы я стал священником. В автобусном парке я написал заявление об увольнении меня по собственному желанию, начальник колонны, у которого я был на хорошем счету, чтобы меня удержать, предложил мне перейти со старого автобуса на новый. Кода я отказался, то он стал расспрашивать меня, куда я иду работать, а когда узнал, что в Никольский собор, спросил: нет ли там еще одного места для него. Я был удивлен, что коммунист, начальник колонны 100 автобусов и 200 водителей готов все это бросить; и, думаю, что не только ради денег (тогда все думали, что в церкви много платят), потому что когда он узнал, что второго места для него нет, он стал просить, чтобы я достал ему Библию!
Вот какой духовный голод был у многих людей. И, правда, ни Библию, ни Евангелие, ни молитвослов невозможно было нигде купить. Невозможно было познакомиться не только со священником, но с церковным человеком, который мог бы рассказать о православной вере. Был страшный духовный вакуум.
В мои обязанности входило возить старосту, а так же завхоза, свечи, просфоры и т. д. Гараж находился под колокольней, где у меня была комната, в которой я часто оставался ночевать, я был настолько счастлив, что работаю в церкви, и это дает мне возможность в будущем поступить в семинарию и стать священником, что звон колоколов был для меня как колыбельная песнь.
Таким чудесным образом я стал водителем Победы в Николо-Богоявленском соборе. Через некоторое время в собор поступило 10 экземпляров Библий, и мне разрешили купить Библию, которая стоила тогда 120 рублей (в переводе на наши деньги — 30 000 руб.), и я купил и усердно стал изучать Библию. Работая в Николо-Богоявленском соборе, я понял, что мне никак не поступить в семинарию и не стать священником, поэтому я был в недоумении, что мне делать. Господь утешил меня следующим видением: однажды старушка, которая сторожила, охраняла собор и занималась его уборкой, сказала, что ее напарница заболела, а она боится одна оставаться ночью в соборе, и просила, чтобы я остался в алтаре собора и переночевал на диванчике, на котором между службами отдыхали священники, я, конечно, с радостью согласился. Помолившись в алтаре недалеко от престола, я лег и уснул, и снится мне, что совершается литургия, и меня водят вокруг престола, как это делается в таинстве рукоположения в священники. Этот сон очень меня утешил, и я запасся терпением и с новыми силами стал трудиться в соборе. Этот сон сбылся через 7 лет: меня архиепископ Мелитон рукопологал в диаконы и меня водили вокруг престола, правда не в нижнем храме, где я спал и видел этот сон, а в верхнем храме собора.
В соборе произошла одна история, которая показала, что атеисты вовсе не прекратили подрывную деятельность в отношении к священнослужителям. В соборе служил священником отец Валерий, которого я выбрал духовным отцом, поэтому и узнал об этой провокации. Одна душевнобольная Роза стала публично клеветать на отца Валерия, как он рассказывал сам, когда он стоял на трамвайной остановке, то она подходила и при прихожанах, вышедших из храма громко говорила, чтобы отец Валерий платил ей алименты за двоих детей, которые у нее от него. Отец Валерий сам написал об этом митрополиту Никодиму, который ответил: «Что спросишь с душевнобольной, которую, видимо, под гипнозом принуждают так поступать», и предложил отцу Валерию перейти настоятелем в пос. Динамо. Отец Валерий согласился, а так как прихожан там было немного, то отец Валерий предупредил их о том, что на него будет клеветать Роза и там дали ей «от ворот поворот». Но передо мной встал вопрос, кого выбрать духовным отцом, так как в пос. Динамо я ездить не мог. Мой выбор остановился на протоиерее Николае Кузьмине, единственное, что смущало меня, что у отца Николая был слабый сиплый голос, а у отца Валерия был пронзительный красивый тенор. Я подошел к отцу Николаю, когда он служил молебен, одновременно с этим хор совершал отпевание, когда батюшка закончил молебен, он повернулся и сказал, указывая на хор и глядя на меня: «Вот как красиво поют, не то, что я сиплю», я понял, что батюшка прозорливый, и попросил, чтобы он стал моим духовным отцом, он согласился.
В соборе бригадиром ремонтной бригады работал Валерий Тимофеевич, который через некоторое время перешел работать помощником эконома в семинарию и академию. Как-то раз, когда я приехал за просфорами, то встретил его и рассказал, что хочу поступить учиться в семинарию, чтобы стать священником, он мне ответил, что если в семинарии понадобится шофер, то он мне позвонит. У меня появилась надежда, и я стал усиленно молиться, чтобы Господь помог мне перейти на работу в семинарию. Прошло полгода, и мне звонит Валерий Тимофеевич и говорит, что место водителя освободилось, и я могу приехать, так как он меня рекомендует. Я приехал, и тут же священник, Николай Тетерятников, эконом семинарии, провел меня к митрополиту Никодиму, который благословил меня на работу шофером в епархии, я сказал, что хочу поступить в семинарию и стать священником, на что он ответил, что об этом потом поговорим, а пока работайте, и я стал возить на богослужения по воскресным и праздничным дням старейшего архиепископа Тихвинского Мелитона, викария Ленинградской епархии, который стал моим духовным отцом. А на неделе ездил по хозяйству.
Мне разрешили посещать семинарскую библиотеку, и я стал по вечерам после работы читать духовную литературу и начал читать, как мне казалось, самую главную книгу, написанную святыми: «Добротолюбие», о чем и сказал архиеп. Мелитону, но он мне не советовал читать «Добротолюбие», сказал, что эта книга для монашества, а посоветовал читать св. Феофана Затворника «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться». По совету архиеп. Мелитона я стал читать св. Феофана Затворника и не только «Что есть духовная жизнь...» но и «Путь ко спасению», и св. Игнатия Брянчанинова еп. Кавказского. Я стал понимать, что духовная жизнь состоит не только в «вычитывании» правил и совершение поклонов, но прежде всего в достижении внимательной, нерассеянной молитвы и в борьбе с греховными помыслами и страстями, потом архиеп. Мелитон посоветовал мне читать «Невидимую брань» преп. Никодима Святогорца, что мне очень помогло в настроенности на духовную жизнь и спасло от обрядоверия и теплохладности.
Хорошо, когда встречаешься с духовным отцом часто и можешь его обо всем спросить, а я возил архиеп. Мелитона каждую субботу и Воскресенье на службу и мог всегда с ним поговорить. Это очень мне помогало во время учебы в семинарии, где, к сожалению, о духовной жизни не говорили вообще.
Через год я поступил в семинарию. Учебу в семинарии тех лет можно сравнить с проверкой человека на «прочность», через искушения, порой искусственно создаваемые. Само по себе систематическое изучение богословских дисциплин полезно и выправляет мозги, но учеба была перегружена изучением древних языков, совершенно не нужных священнику в его приходской деятельности и множеством исторических дисциплин, таких как: история древней церкви, история Русской Церкви, истории поместных церквей, наконец, историей СССР и Конституцией. А все это требовало запоминания огромного количества никому не нужной информации, дат, имен, иностранных слов, от чего в голове семинаристов воцарялся такой компот, что не все выдерживали, благо, что многие преподаватели относились к семинаристам с большим снисхождением и не слишком придирались, если семинарист забывал какие-то мелочи.
Но печально было то, что таких предметов как психология и аскетика не было вообще, а пастырское богословие преподавалось на самом примитивном уровне. Из семинарии выходил сырой материал, то есть будущие священники не знали, как правильно исповедовать прихожан, как научиться духовно окормлять (руководить) паствой, как научиться правильно нерассеяно и дерзновенно молиться и настроиться на духовную жизнь, как и о чем говорить проповеди, как преподавать Закон Божий. А все эти древние языки, на изучение которых потрачена была третья часть учебного времени в семинарии: греческий, латинский, древне-еврейский, да и современный английский оказались совершенно не нужны священнику в его приходской практике и постепенно совершенно забылись. И если молодой священник не начинал читать святоотеческую литературу близких к нам по времени святых отцов: св. Игнатия Брянчанинова, св. Феофана Затворника, Оптинских старцев, св. пр. Иоанна Кронштадтского, то он быстро скатывался на уровень теплохладного обрядовера, и выполнял все формально. Но, к сожалению, мой духовный отец архиеп. Мелитон в 1986 году отошел ко Господу на 90 году жизни, и я духовно осиротел. Для меня начались тяжелейшие испытания и искушения по причине того, что посоветоваться было не с кем, и попросить молитвенного заступления было не у кого.
После окончания семинарии в1983 году я служил с 1984 года диаконом, в 1991 года был рукоположен в священники. В должности настоятеля участвовал в открытии храмов преподобного Серафима в поселке Песочный ст. Графская, Казанской церкви Новодевичьего монастыря, церкви на Ковалевском кладбище, храма святого Александра Невского в следственном изоляторе № 1 «Кресты» и храма святителя Николая на улице Академика Лебедева дом 37А, где служу в настоящее время настоятелем. Храм был возвращен церкви в 2000 году, но он находился в руиноподобном состоянии: в нем последнее время был сварочный цех и устроено 2 пожара: окна в алтарной части выгорели, крыша текла, отопления, электричества и водопровода не было, в одной из комнат был насыпан окаменевший цемент. Когда мы вошли в храм, то руки у нас сначала опустились, и мы не знали, с чего начать. По совместительству я служил в СИЗО «Кресты», но зарплату там не платили, поэтому я поехал на остров к старцу прот. Николаю Гурьянову и через старушку, которая за ним ухаживала, спросил, как быть: храм в «Крестах» не отдают, зарплату не платят, а храм св. Николая требует большого ремонта. Старушка оказалась в прошлом работала в тюрьме, и через некоторое время выходит от старца Николая и говорит, что батюшка сказал: и храм в «Крестах» откроют и кресты поставят, а мне посоветовал обращаться к прот. Иоанну Миронову в храм «Неупиваемой иконы Божией Матери». Я подумал, что лет через 10-20, может быть, храм в «Крестах» и откроют, а когда вернулся в Санкт-Петербург, то поехал к отцу Иоанну Миронову, батюшка мне очень обрадовался и просил помочь ему служить по Воскресным и Праздничным дням, а на буднях чтобы я причащал заключенных в «Крестах». Я с радостью согласился и стал получать хоть маленькую зарплату, но регулярно, и батюшка мне помогал немного. Но средств на восстановление храма св. Николая не было, тем более, что приходилось все приобретать в двух экземплярах: в храм св. Александра Невского — облачение и в храм. св. Николая — облачение, в храм св. Александра Невского чашу для св. Причащения и в храм св. Николая — чашу. Поэтому первое время было только одно облачение, одна чаша и одно Евангелие, которые и возили с собой из одного храма в другой.
Все попытки найти благотворителей не увенчались успехом. Но Господь утешил нас явлением иконы св. Николая: одна пожилая женщина хранила в шкафу икону св. Николая, которую, видимо, кто-то из ее родных спас от уничтожения, лик святителя был исцарапан, однажды ей в сонном видении явился св. Николай и сказал, чтобы она отнесла икону во вновь открывшийся храм его имени у Финляндского вокзала, она походила, но храм не нашла, так как он тогда не был похож на храм, тогда он явился ее подруге и сказал, чтобы она передала подруге, чтобы его икону отнесли в храм его имени у Финляндского вокзала, та пришла к подруге и спрашивает, где ты прячешь в шкафу икону, что святитель Николай сказал снести в его храм, иначе им плохо будет, тогда подруги стали искать наш храм, нашли его и принесли икону, которой мы сделали киот, после чего восстановление храма пошло быстрыми темпами. На помощь пришел случай, но так как случайностей не бывает, то мы верим, что Господь через благоприятное стечение обстоятельств помог в восстановлении обоих храмов. В апреле 1999 года из Москвы в Санкт-Петербург приехал журналист из газеты «Аргументы и факты», которому я дал интервью о том, что в СИЗО «Кресты» страшная теснота, и содержат в камере площадью 8 кв. метров по 12 человек, и что такое содержание приравнивается к пыткам, сказал так же, что в СИЗО сажают людей за хищение 2 мешков картофеля или за банку кофе, или за бытовую драку, что не требует никакой тайны следствия. Журналист записал мое интервью на диктофон и уехал в Москву. А я подумал, что не получится ли какая-то неприятность из-за слишком резкого высказывания о пытках, и когда журналист перевел текст в печатный и послал его мне, то на слове «пытки» факс сломался, и я просил журналиста, что бы он снова переслал текст, но журналист на следующий день сообщил, что редактор вырвал у него рукопись и напечатает ее вместе со словом «пытки». Через неделю газета была уже у начальника тюрьмы, и он поблагодарил меня за то, что я подверг критике тесноту в СИЗО, от которой страдает и тюремная администрация, так как ненависть и обида заключенных изливались против администрации, а не против той системы, которая породила такую тесноту. Но еще через 2 месяца в «Кресты» приехал председатель Комиссии Евросоза по Предотвращению Пыток грек Константин Экономизис. Видимо, поисковая программа Комиссии по Предотвращению Пыток выловила мою статью в «Аргументах и фактах». Меня вызвали, и председатель КПП прямо спросил меня: нет ли в «Крестах» пыток, на что я ответил отрицательно, тогда он моими словами спрашивает, а такое тесное содержание заключенных не приравнивается к пыткам? Я сказал, что хоть и напоминает, но это вынужденная мера, так как по планам правительства в СССР преступность должна была исчезнуть к 1980 году, когда должен быть построен Коммунизм. Он ответил, что уже 10 год, как нет СССР, а я парировал и сказал, что еще долгие годы мы будем чувствовать последствия безбожного воспитания. А у нас найдут крайних: меня и начальника тюрьмы уволят, но ничего не изменится. Председатель КПП обещал смягчить свои выводы, но предупредил, что его доклад должен быть отправлен правительству России и Евросоюза. В октябре месяце в «Кресты» приехал премьер министр Путин. А уже весной 2000 года был найден и «крайний» — начальник ГУВСИНа, и его уволили, а на его место назначили нового начальника, который вызвал меня и объявил, что в «Крестах» пора открывать храм св. Александра Невского. А когда Путин стал президентом, то провел и судебную реформу, благодаря которой в изоляторах плотность «населения» снизилась более чем в 3 раза и в камере 8 кв. метров находилось 3-4 человека.
А летом приехал вице-президет благоворительного фонда, который объявил, что будет помогать в восстановлении храма св. Александра Невского в «Крестах». Как потом оказалось, духовником фонда был схиигумен Илий, духовник св. патриарха Кирилла. Так как вице-президента фонда звали Николай Николаевич Лебедев, то мы попросили, чтобы он помог и в восстановлении храма св. Николая на ул. А. Лебедева, а он, будучи удивлен такому совпадению имен, согласился, и дело пошло. За год была заменена кровля и стропильная конструкция крыши, смонтирован купол, установлен крест, заменены двери и окна, подключено отопление и электричество, и водопровод, приобретены облачения, Евангелие и богослужебная литература, изготовлен престол, храм был освящен, и началось служение Божественной Литургии. К сожалению, от отца Иоанна Миронова мне пришлось уйти, так как я начал по воскресным и праздничным дням служить у себя в храме св. Николая, а каждую неделю служил еще и в «Крестах». То, что Господь и св. Николай помогли в восстановлении храма, не вызывало никакого сомнения, так что отнимало у нас всякую мысль о самопревозношении, а наоборот учило смирению. Но Господь продолжал помогать своею благодатью и человеколюбием: когда фонд закрылся, то Господь послал и других благодетелей, которые нашли нас сами, поэтому мы не можем ничем гордиться. Конечно, пусть никто не думает, что в деле восстановления храма основную роль играет финансирование, сами по себе деньги не могут работать, чтобы они воплотились в материальные ценности и помогли в восстановлении храма необходимо было напряженно трудиться, постоянно на всем экономить, а то бы этих средств не хватило.
Но в еще более печальном состоянии, чем рукотворные храмы, находились души людей, которых приходилось учить вере с самого начала, так как они не знали ничего, либо только один негатив в отношении церкви и «попов», основанный на такой «правдивой информации», как «Сказка о попе и работнике его Балде» Пушкина, рассказах Лескова, и вообще каких-то нелепых слухах. Но одно дело восстановить храм, а другое — восстановить души людей, пораженных атеизмом и неверием, что требует гораздо большего времени и терпения, но и в этом деле спасения душ прежде всего действует благодать Духа Святого, а не одни человеческие усилия. От священника зависело только призывать людей к покаянию и направлять их на путь ко Господу. В зависимости от того имели приходящие в храм некоторый опыт церковной жизни, или это были новички, приходилось сталкиваться с двумя основными проблемами. Первая касалась тех прихожан, которые уже ходили в храм раньше, исповедовались и причащались. Чаще всего они были заражены обрядоверием: вычитывали все молитвенные правила, соблюдали посты, некоторые даже довольно часто причащались, но на этом вся их вера ограничивалась. Они не были знакомы с духовно-аскетической литературой, не знали о необходимости борьбы с помыслами со страстями, и в основном читали книги о чудесах. Им казалось, что они все делают правильно и, как и все православные, спасутся. При этом чаще всего они были поражены греховными страстями, например: осуждением ближнего, гневом на него, чем пытались спасти своего ближнего, например: жены уже по 20-30 лет каждый день ворчали и ругались на своих пьющих мужей или детей, хотя, казалось бы, по опыту должны были убедиться, что своими силами, с помощью гнева и раздражения, ближнего не исправить. Одинокие прихожане были поражены страстью уныния, которое даже не считали грехом, но услаждались саможалением и обидой на предполагаемых виновников своих бед: правительство или детей, или злых американцев, которых непрестанно осуждали и т. д. Как ни странно, с такими теплохладными обрядоверами справиться гораздо трудней, чем с новичками. У таких «церковных» людей полная уверенность в том, что они спасутся, и они готовы молодому священнику сказать: что ты батюшка меня учишь, я уже 30 или 50 лет в храм хожу и все знаю. А новички, конечно, будут слушать даже и молодого священника, так как считают, что ничего еще не знают. Но если старожилы постоянно ходят на службы и убеждать их в этом не надо, то новички могут и пропадать и по нескольку месяцев, не ходить на службы, забыв за это время все, чему их учили. Еще беда в том, что и старожилы, и новички не хотели посещать занятия Закона Божия, поэтому приходилось преподавать им Закон Божий во время службы: в проповедях и беседах перед исповедью, а также в проповедях по окончании Всенощного Бдения и Литургии, а также рекомендовать читать книги не только о чудесах, но и святоотеческую литературу духовно-аскетической направленности. Но, как говорится, капля камень точит, и постепенно и старожилы, и новички начинали понимать необходимость борьбы с греховными помыслами и страстями. А это дало и свои плоды: и старожилы, и новички постепенно начинали понимать: «Что такое духовная жизнь и как на нее настроиться» (св. Феофан Затворник), старались научиться внимательной молитве, борьбе с помыслами и страстями по книге «Невидимая брань» преп. Никодима Святогорца.
Все другие храмы находились в ведении государства и доведены были до руиноподобного состояния. Но милостью Божией были при моем участии открыты, освящены, и в них начато служение Божественной Литургии.
По совместительству я служил и в других храмах города и области. Хотя и пришлось мне грешному претерпеть много искушений и скорбей, например, в Казанской церкви Новодевичьего монастыря еще до моего назначения туда в 1991 году засели раскольники, которые мне угрожали расправой, а когда поняли, что я не испугался, то начали против меня клеветническую кампанию, тем не менее, я благодарен Богу, что Он допустил меня грешного до священнического служения, и если бы я перед тем, как решиться на путь священства, заранее знал о предстоящих искушениях и скорбях, я бы все равно выбрал путь священнического служения.
Хочу поблагодарить, прежде всего, своих духовных отцов архиепископа Василия, матушку Лидию и сына Андрея и всех, кто мне помогал и сейчас помогает в нелегком деле открытия, благоустройства и благолепия храмов и особенно храма святителя Николая на ул. Академика Лебедева дом № 37А.
Автобиография пока краткая, так как она необходима для создания сайта, но она будет пополняться моими воспоминаниями, которые могут быть полезны, как примеры действия всемогущего промысла Божия в жизни грешных и немощных людей, каковым считаю и себя. Это очень важно в наше время, когда любят «перемывать кости» священникам, забывая, что Господь избирал Себе на служение не славных мира сего, а простых рыбаков, мытарей и блудниц, за что Его и упрекали, и ненавидели фарисеи.
Настоятель храма св. Николая протоиерей Александр Григорьев
Узкие тропинки ко Христу
Тогда скажет Царь тем, которые по правою сторону Его: «придите благословенные Отца Моего, наследуйте Царство уготованное вам от создания мира. Ибо ... в темнице был и вы пришли ко Мне». (Мф. 25:34-36)
После того, как меня посвятили в иереи в 1991 году, я вспомнил евангельский призыв, что пастырь должен оставлять 99 мирно пасущихся овец и идти к заблудшей, и решил посетить тюрьму, с целью духовного окормления заключенных. Мой друг, прот. Николай Аксенов, внук владыки Мелитона, в то время окормлял женскую колонию в Саблино, и я спросил разрешения послужить молебен и поисповедовать заключенных. Он с радостью согласился и заказал мне пропуск.
Помню, что первое посещение тюрьмы произвело на меня очень тяжелое впечатление. Когда из окошка в шлюзе смотрит на тебя испытывающий взор тюремного стража, со зловещим лязганьем открываются и закрываются за тобой двери, то мурашки бегают по спине, и ты всем нутром ощущаешь, каково это — оказаться в заключении на годы.
В зоне была молитвенная комната, в которой я отслужил молебен и поисповедовал заключенных. Их неопрятный жалкий вид, выцветшие от авитаминоза глаза, провонявшая табачным дымом и потом одежда вызывали два противоположных чувства — брезгливости и сострадания. Наконец, благодаря осознанию того, что во многом виноваты условия содержания в наших тюрьмах, чувство сострадания победило, и я, несмотря на тяжелые ощущения, которые мучили душу несколько дней, все же решил и в дальнейшем посещать тюрьму.
Я стал задумываться, почему же у нас в обществе такой антагонизм по отношению к заключенным: никто не хочет ни говорить о них, ни думать об их тяжкой участи, а когда они выходят на свободу, от них шарахаются как от зачумленных, тем самым, из-за невозможности ими получить жилье и работу, толкая их на совершение новых преступлений? И пришел к неутешительному выводу, что это — последствие тоталитарного режима, когда преступник считался «врагом народа».
Когда приблизился праздник Пасхи, меня пригласили освящать куриную ферму и спросили, чем отблагодарить, я сказал, что мне ничего не надо, и попросил для женской колонии яиц, и они мне пожертвовали 2 коробки яиц — 750 штук. На второй день Пасхи я был в женской колонии и вручал каждой по пасхальному яйцу. Радость их была неописуема, оказывается, им яиц не давали во избежание заражения сальмонеллой! Вот как у нас заботятся о заключенных!
В течение года я посещал колонию несколько раз, и много трагедий открыли мне эти несчастные женщины. Одна красивая женщина лет 30 рассказала, что пьяный муж ее часто бил, но она терпела. Однажды она резала хлеб, а муж накинулся на нее и стал бить. Она невольно его ударила ножом и убила, за это ей дали 5 лет. При этом я задумался, что развод является смертным грехом, но в таких случаях он лучше, чем убийство, — как Господь говорил, что по жестокосердию Моисей разрешил разводы, чтобы мужья и жены не поубивали друг друга. Через несколько лет в «Крестах» я узнал о подобном случае: жена ударила мужа по голове сковородой, а он в ответ пырнул ее ножом.
Постепенно чувство брезгливости и отвращения совсем исчезло, и на смену ему пришли сострадание и сочувствие этим несчастным женщинам, многие из которых были и вообще не настолько виноваты, чтобы лишать их свободы и содержать в столь тяжких условиях. Одна пожилая женщина рассказала, что сын пьяный бил ее, а однажды привел женщину и при матери стал блудить. Мать в праведном гневе плеснула сыну бензин на спину и подожгла, он умер от ожогов, а ее посадили на 5 лет. Тут невольно вспомнишь о лечебно-трудовых профилакториях, куда мать могла бы поместить своего пьяницу-сына.
На следующий год перед Пасхой я освящал дом одному большому начальнику и попросил для женской колонии яиц (к тому времени закрылась колония на севере, и всех женщин отправили в Саблино). Нам дали 5 коробок яиц — 1800 штук, которые мы всю Великую Субботу красили. Когда я привез их в колонию, то такое началось, что начальство из опасения за нашу безопасность решило выдавать яйца в столовой на обеде.
Постепенно я стал привыкать к тюремному служению, и когда долго не был в тюрьме, начинал скучать, да и узницы меня ждали и молились, чтобы я приехал. К тому же оказалось, что у одной моей прихожанки дача в Саблино, и я мог «убить двух зайцев»: и прихожанку отвезти на дачу (она мне оплачивала бензин и давала немного на подарки заключенным), и побывать в колонии.
В то же время, благодаря моей прихожанке, я стал регулярно, каждый месяц бывать в женской колонии в Саблино. На пожертвованные ею деньги заправлял машину и покупал узницам лук, чеснок и немного лимонов. Исповедую и даю то луковицу, то чесночинку. Когда подошла последняя женщина, то оказалось, что у меня в пакете последняя луковица. Я, конечно, удивился такому странному совпадению, но не придал ему особого значения. Через месяц снова приезжаю в колонию, исповедую и раздаю лук и чеснок. Когда подошла последняя женщина, у меня снова в пакете оказалась последняя луковица...
Тут я еще больше удивился и вспомнил слова Господа, что и власы на нашей голове сочтены, — однако, думаю, к чему бы это? Ответ на этот вопрос я получил через несколько дней. Звонит мне настоятель «Крестов» о. Олег и просит, чтобы я согласился занять его место, так как его переводят на отдаленный за 200 км. приход. (Кстати, незадолго до этого один прихожанин просил меня причастить его сына, который сидел в «Крестах». Я созвонился с о. Олегом, предложил ему свою помощь и побывал в тюрьме).
Я, не раздумывая, согласился, но когда рассказал своим родным, то они стали меня отговаривать, и я заколебался. Одно дело ездить по настроению в женскую колонию, где 1500 женщин, есть настоятель, который строит храм, а другое — быть настоятелем в «Крестах», где сидит 7500 человек, среди которых есть рецидивисты и насильники типа Чикатило.
В то же время я снова поехал в женскую колонию, которая по сравнению с «Крестами» мне казалась домом отдыха. Исповедую, даю то луковичку, то чесночинку, а сам думаю, хватит всем или не хватит? По моему маловерию не хватило только одной луковицы. Для меня это тройное совпадение послужило знамением, что надо идти в «Кресты».
Конечно, и в женской колонии наслушаешься такого, что надолго запомнится: одна женщина приходила в храм с красными воспаленными глазами, из которых текли слезы. Когда я спросил ее, о чем она плачет, то она рассказала, что, наказывая свою маленькую дочку, сильно ее толкнула, та ударилась головой об угол стола и умерла, а матери дали 5 лет. После того как я услышал все эти истории, основной темой проповеди на исповеди я выбираю обличение гнева и раздражения, которые убивают в людях любовь друг к другу, а могут довести и до убийства. Татьяна, которая сидела за наркотики и постоянно ходила в храм, спросила меня, буду ли я ей помогать, когда она выйдет на свободу, — я обещал. Когда она вышла, оказалось, что ее муж умер от передозировки. Татьяна около года работала в храме, не возвращалась к наркотикам, после чего вышла замуж за бывшего наркомана, который тоже исправился, и у них родилось трое здоровых детей.
Согласно моему прошению в начале марта 1999 г. я был назначен настоятелем храма св. блгв. вел. князя Александра Невского в следственном изоляторе № 1 — «Кресты», как его зовут в народе, и это самая большая тюрьма в Европе. Началась совершенно новая для меня жизнь, полная искушений, скорбей и радостей.
Первое, что очень меня расстроило, — в храме располагался клуб, а зам. начальника тюрьмы заявил, что храм здесь и не нужен и никогда открыт не будет. Еще более удручали условия для арестантов: в камерах в 8 квадратных метров сидело (лучше сказать, стояло) по 12 человек, а на шести нарах спали по очереди. Конечно, я и раньше был наслышан о 80 кв. сантиметрах на человека (!), но одно дело цифры, а другое — в саму камеру заглянуть. Честно признаюсь, это лишило покоя и сна, я себя представлял в такой тесноте и приходил в ужас.
В апреле из Москвы приехал корреспондент газеты «Аргументы и факты». Я открытым текстом заявил в интервью свое возмущение подобным, похожим на пытки, содержанием людей, сказал, что сажают за решетку укравших мешок картофеля или банку кофе; что расследование даже не особо важных дел длится годами. Что необходима судебная реформа, что нет нужды помещать людей в изолятор, если они не представляют опасности и в их деле нет «тайны следствия» — в общем, на целый газетный разворот.
Я уже стал забывать об этом интервью, когда в «Кресты» приехал председатель комиссии Евросоюза по предотвращению пыток Константин Экономизис — православный грек лет 70. Оказывается, они отлавливают в интернете все публикации со словом «пытка». Вот он и спросил: как, по-моему, является пыткой содержание 12 человек на 8 кв. метрах?
Забыв о сказанном мною в газете, я стал объяснять ему, что такое положение дел в российских тюрьмах — следствие тоталитарного атеизма, приведшего к небывалому росту преступности: в 30 раз выше по сравнению со странами, где всегда почиталась вера во Христа. К тому времени я уже убедился на опыте, что большинство преступников — неверующие и некрещеные, и понятия не имеют о Заповедях Божиих, следуют лишь своим воровским, по сути, волчьим законам. Председатель сказал, что учтет все это в своем отчете для Евросоюза и правительства России.
А осенью в «Кресты» приехал премьер Путин. Чуть позже, когда он уже стал президентом, то быстро навел порядок: приказал распределить «кассационников» из изоляторов по зонам, а в тесных камерах вместо 12 теперь стало по 4 человека. И, наконец, было принято решение о восстановлении храма в «Крестах».
Сразу была разобрана клубная сцена, а иконостас установлен на прежнее место. В Праздник Пасхи 2000 г. был совершен крестный ход по двору и коридорам «Крестов» — после 80-летнего перерыва. Телевидение снимало и показало эту службу (кстати, снятые тогда и потом кадры вошли в вышедший на дисках документальный фильм «Благоразумный разбойник»).
Все это не осталось незамеченным. Из Москвы приехал вице-президент благотворительного фонда «Благо» с предложением оказать помощь в восстановлении храма. И с 2000-го по 2007 год были заменены все 40 огромных рам, проведено отопление, установлено 5 позолоченных крестов, покрашены купола, отлиты и установлены колокола, изготовлены престол и жертвенник, при обретены облачения и церковная утварь. Богослужения совершались 2 раза в неделю, а некоторое время — ежеднев но. Так что несколько тысяч заключенных смогли посещать службы в храме.
Помогало ли это исправлению? Приведу только несколько примеров.
Сергий. Сидел за разбой. Стал часто бывать на богослужениях. Перед вынесением приговора дал Богу обет: если выпустят из зала суда, всю оставшуюся жизнь будет служить Богу. И что же — Сергия после оглашения приговора действительно выпустили из зала суда (а подельщику, кстати, дали 6 лет строгого). Сергий год работал в церковной лавке, а потом ушел в монастырь, где сначала был пастухом, а сейчас — келарем (заведует столовой). Готовится к монашескому постригу. (Я посвятил Сергию свою песню «Родная тюрьма»).
Другой заключенный, с Божией помощью, по выходе стал начальствовать на небольшом предприятии, третий стал инженером. Многие, освободившись, продолжали посещать богослужения в «Крестах», хотя обычно отсидевшие обходят тюрьмы стороной.
Однажды ко мне пришел один подследственный и рассказал такую историю. Он сирота. Приютил его настоятель одного храма: кормил, одевал, воспитывал, а он возьми да укради крест с престола. Продал, пропил и сбежал. Но совесть мучила. Тогда с повинной головой покаялся священнику, но батюшка сказал, что все равно он будет наказан. Что дальше? Уехал в далекий монастырь и год был там на послушании. Когда страх перед наказанием утих, отпросился в отпуск. Был задержан милицией и по отпечаткам пальцев уличен в краже креста и посажен в «Кресты». И вот этот человек сказал мне, что даже рад, что будет наказан: страх и совесть перестанут мучить, а потом вернется в монастырь — его там ждут.
Но были и страшные исповеди. Этот человек был весь красный, его трясло. За убийство двоих людей ему дали пожизненное, но на самом деле он убил семерых. И я вспомнил, как был наказан Каин. Бог сказал ему, что ныне будет проклят он от земли, стонать и трястись будет на земле (Быт. 4:11,12). Но Бог ограничил наказание тем, что сделал ему знамение: что бы никто, встретившись с ним, не убил его (Быт. 4:15). Вот вам аргумент против смертной казни: ведь даже потенциальная опасность приговорить к смерти невиновного является основанием для отмены этой людской кары.
Когда я был Англии, то узнал, что на 86 млн населения заключенных там всего 30 тысяч (у нас на 140 млн — около 1 млн заключенных). При этом Скотланд-Ярд дает 60% раскрываемости, а наше МВД — только 40, и то без учета невозбужденных дел. Священник в английской тюрьме получает зарплату в 2500 фунтов стерлингов. А я за семь с половиной лет тюремного служения не получил ни копейки... В английской тюрьме в Кардифе в то время содержалось 800 заключенных, а сотрудников было 300 человек, служба в тюрьме считается почетной и платят хорошую зарплату. Тюрьма внутри вя покрашена белой краской, благоухает дезодорантами, часть крыши сделана из стекла, так что вся тюрьма светлая, в коридорах стоят теннисные столы и билиардные столы, в камерах 6 кв. метров по два человека, телевизор в коридорах телефон. Обед можно выбирать мясной рыбный или вегетарианский. Тюрьма напоминает 5 звездную гостиницу.
Помнятся и курьезные случаи. Однажды привели для совершения Таинства Крещения заключенного без рук. Только от правой руки оставалась небольшая культяпка, которой он отирал с лица пот. Оказалось, что сидел за воровство — но как воровать без рук? Видимо, был наводчиком или «стоял на стреме». Спросил его: как же он креститься станет? А он в ответ: «Ногой. Тренироваться начал». Я ему посоветовал по выходе из тюрьмы пойти на православный приход, где помогут, а может — как знать? — какая-нибудь милосердная прихожанка выйдет за него замуж...
Однажды в храм привели крепкого мужчину в яловых офицерских сапогах и брюках с голенищами, мне шепчут — это Вася Питерский, бывший смотрящий по городу. Когда он подошел на исповедь, то рассказал, что давно уже ушел из криминала и принял монашество с именем Елисей (имя изменено), а так как он уже подробно исповедался, то повторяться не будет, я его спросил, а как он вырвался из криминального мира? Он рассказал, что собрал всех авторитетов и объявил, что уходит от них, они же сказали, что по воровским законом они должны его убить, так как он много знает, он же ответил, что уйдет монастырь и даже имя свое изменит и будет молиться за них, после этого они его отпустили. А сюда он попал по недоразумению: его брат заболел и он решил перевести квартиру брата на свою дочь, но брат скоропостижно умер, а он не забрал заявление, атак как доверенность утратила силу по смерти брата, то решили, что он незаконно действует от имени умершего, после чего его в монастыре арестовали и эпатировали в СИЗО «Кресты». Потом мне рассказали, что когда его привели в камеру, то заключенные узнали, что он был смотрящим, а для них он как царь, он же приказал им снять со стен порнографии, а повесить иконы, запретил курить и ругаться матом, дал всем по свече и стал учить их молитве и вере православной, а потом всех привел ко мне на службу. Когда пришли в их камеру с обыском, то увидели, что все со свечами на коленях молятся, а в камере пахнет ладаном, служащие не стали делать обыск и доложили начальнику, начальник через месяц перевел его в другую камеру, там «смотрящий» так же навел порядок: за 10 месяцев он был переведен 10 раз и во всех 10 камерах был наведен идеальный порядок, а число приходящих ко мне заключенных резко возросло. Когда его выпустили, то он ушел обратно в монастырь, а мы с начальником тюрьмы жалели, что лишились такого «воспитателя».
А если обобщать — весь мой опыт тюремного служения привел меня к мысли о том, что только евангельский идеал может спасти людей от преступлений и вечной погибели.
А где-то через 5 лет на меня напало страшное уныние: с одной стороны, я понял, что многие из находящихся в тюрьме хотят исправиться, но обществу они не нужны, и когда они освобождаются из тюрем, их никто не ждет — им не дают ни жилья, ни работы, более того — подчас пытаются навесить на них нераскрытые преступления и снова скорее посадить...
В 2007 году по причине расстройства здоровья вынужден был по собственному желанию оставить служение в «Крестах». На приходе создан отдел тюремного попечительства. Отдел: предоставляет все необходимое для совершения богослужений в «Крестах» и оплачивает хор, выдает свечи, ладан, кагор. Участвует в издании газеты для заключенных «Православные Кресты». В том, что мне нельзя совсем оставлять «Кресты», меня убедило следующее событие: из Москвы к нам приехал один бывший заключенный и подарил икону благоразумного разбойника с частицей креста. Он рассказал: когда был смертельно ранен, то в состоянии клинической смерти оказался в аду, где ему явился благоразумный разбойник, который вывел его из ада и просил напомнить христианам о том, что первым в рай Господь ввел его. После выздоровления этот бывший преступник построил в Туле часовню в честь благоразумного разбойника, заказал его икону, побывал на о. Крит, где хранится крест, на котором тот был распят, вставил частицу креста в икону и подарил ее нашему храму.
Когда совершается память благоразумного разбойника? 23 марта — а это день моего рождения! Стало ясно, почему меня тянуло служить в тюрьме, и почему я выдержал служение в этом прообразе ада на земле.
Для меня очевидно, что ко греху и преступлению людей приводит безбожие (атеизм) и эволюционная доктрина (утверждение, что человек произошел от обезьяны в результате кровавой борьбы за существование). А ведь это обесценивает жизнь человека. Эта установка породила и фашизм в Германии, и сталинский тоталитаризм в России. Эти кровавые диктатуры ради каких-то бредовых идей принесли в жертву многие миллионы человеческих жизней, уничтожено было людей больше, чем за все войны от сотворения мира. И когда препятствуют преподаванию основ православной культуры, а вместо этого навязывают эволюционную доктрину, рост преступности, наркомании, проституции, насилия и разврата неизбежно будет увеличиваться. И пусть школьная учительница, насаждавшая атеистический эволюционизм с его кровавой борьбой за существование, не удивляется, если ее бывшие ученики ударят ее трубой по голове — «борьба за существование».
Без религиозно-нравственного возрождения Россия и весь мир погибнут!
Аминь.